Насилие: смена парадигмы | Большие Идеи

・ Феномены

Насилие:
смена парадигмы

История далеко не всегда ведет государство к «открытому обществу».

Автор: Федюкин Игорь

Насилие: смена парадигмы

читайте также

Прагматика верности

Волков Вячеслав,  Новаш Ирина

Долларовая ловушка

Прасад Эсвар

Почему не нужно бояться срывать дедлайны

Эшли Уилланс

Когда глобальный рост во вред

Не так уж часто авторы книги претендуют на то, чтобы предложить «концептуальные рамки для интерпретации всей известной истории человечества»; еще реже у них бывает достаточно оснований для таких претензий. Нобелевский лауреат Дуглас Норт — один из немногих обществоведов, в чьем исполнении попытка подытожить всю историю не выглядит самонадеянной. Модель, предложенная в новой книге Норта и двух его соавторов, Джона Уоллиса и Барри Уэйнгаста, прекрасна в своей изящности. Согласно ей, существуют три базовых разновидности общественного строя: первобытное общество охотников-собирателей, «естественное государство» и «общество открытого доступа». Первый тип не слишком занимает авторов, поскольку относится к догосударственной стадии, — гораздо подробнее они разбирают две другие формации. Упрощая, можно сказать, что в естественном государстве социальный статус, социальные отношения и, соответственно, политическое влияние индивидуализированы: ты есть тот, кто есть, потому что ты Путин, а не потому что занимаешь тот или иной пост. В обществе открытого доступа социальные отношения деперсонализированы: они определяются не личностью человека, а его формальным статусом.

Описанные формации различаются способами ограничения насилия. В малых группах, характерных для общества охотников-собирателей, мир поддерживается за счет личных отношений. В более многочисленных обществах действуют другие механизмы: в рамках естественного государства выделяется слой «специалистов по насилию» — они образуют коалицию элит, которая монополизирует право на извлечение определенных видов ренты. Эта коалиция сохраняется и поддерживает мир, пока отдельное существование ее членов не становится более выгодным. Внутри коалиции взаимоотношения персонализированы: статус ее члена и причитающаяся ему доля ренты определяются его навыками, связями, ресурсами и т.д. Поскольку эти параметры меняются под влиянием разнообразных факторов, подобная коалиция нестабильна: она либо допускает корректировку индивидуальных долей ренты, либо раскалывается, когда кто-то решает, что «недополучил» причитающуюся ему долю, и надеется получить больше, выйдя из коалиции или создав альтернативное объединение. Так начинаются гражданские войны.

В обществе отрытого доступа, как и предполагает классическая схема Макса Вебера, право на насилие монополизировано государством. Это создает определенную опасность: кто-то может узурпировать право распоряжаться аппаратом насилия от имени государства. Предотвратить это можно за счет конкуренции и постоянно поддерживаемого баланса между различными организациями. Право на создание таких организаций и на участие в конкуренции деперсонализировано, то есть отрыто для всех граждан.

Как же происходит переход от естественного государства к обществу открытого доступа? Тезис авторов в том, что он следует логике естественного государства. Если это обеспечивает участникам коалиции более высокие ренты, естественное государство эволюционирует в сторону более зрелых форм, правящая коалиция становится все более устойчивой — настолько, что, потеряв способность сражаться, ее члены не утрачивают ни имущественных, ни политических, ни личных прав. Наконец, права влиятельных членов элиты де-факто деперсонализируются и распространяются на целую категорию населения (аристократию). Возникают организации, права и статус которых не зависят от личности их участников, то есть корпорации, обладающие статусом самостоятельного юридического лица. Отсюда недалеко и до распространения деперсонализированных прав на всех граждан.

Авторы разбирают первые примеры такого перехода, произошедшего в Англии, Франции и США, и в этом контексте их модель вполне убедительна. После норманнского завоевания Англии в 1066 году земли, пожалованные крупным феодалам, имели статус условного держания: после смерти барона феод возвращался в распоряжение короля и мог быть или не быть пожалован его сыну в зависимости от качеств наследника. Со временем условное держание трансформировалось в де-факто безусловную, наследуемую собственность, а позднее подобный статус получили и земельные владения прочих категорий общества. Так же личные и политические права, включая защиту от внесудебных посягательств на жизнь и собственность и участие в установлении налогов и законов, были сначала получены узким слоем элиты и лишь затем распространены на остальное общество. Но, разбирая конкретные примеры, авторы не показывают, как эта эволюция связана с внутрикоалиционными отношениями и борьбой за ренту. Обсуждение перехода к обществу открытого типа в Англии — это обсуждение эволюции земельного, а затем корпоративного права. Связь же между сменой правовых норм и изменениями в составе господствующей коалиции не всегда очевидна. Говоря проще, авторы так и не убеждают читателя, что данный переход объясняется смещением баланса сил между королем и элитой, а не, например, эволюцией идей или правовой теории.

Убедительность концепции подрывается решением авторов сосредоточиться только на Англии, Франции и США: книге не хватает незападных примеров. Если все дело во внутри-элитном балансе сил, почему переход не произошел в Иране, Японии или России? Разве там не складывались коалиции, монополизирующие извлечение ренты, а естественное государство не контролировало насилие? Показателен пример России: как и в Англии, именно дворянство здесь первым получило права на безусловное владение землей, на освобождение от телесных наказаний и т.д., а затем эти права распространились на остальное население. Доказать, что отмена условного держания земли была связана с изменениями внутриэлитного баланса сил, трудно: наоборот, условное держание было конвертировано в безусловную собственность именно Петром I, в период наибольшего порабощения отечественной элиты за всю ее дореволюционную историю. Интерпретировать реформу Петра в контексте внутриполитического баланса сил сложно, в контексте истории идей — довольно просто. Если Англия, Франция и США чем-то отличаются от остального мира, то, скорее, сильной правовой традицией, восходящей к римскому наследию. Возможно, дело именно в ней?

Из предложенной авторами модели следуют выводы, возможно, и не ключевые для них, но отражающие «пессимистический разворот» в обществоведении. Во-первых, они подчеркивают, что общество открытого доступа — не норма, а исключение, появившееся лет двести назад человечество в основной массе жило и живет в условиях естественного государства. Во-вторых, персонализированный характер социальных отношений, представляющийся с точки зрения общества открытого доступа коррупцией, в рамках естественного государства — нормальное явление, фундаментальный принцип функционирования общества. Соответственно, несмотря на свою «коррумпированность», естественное государство (в том числе Россия) функционально (хотя и менее устойчиво к политическим и экономическим катаклизмам). В-третьих, переход от естественного государства к обществу открытого типа не предопределен «законами истории»: трансформация обусловлена совпадением ряда факторов. Более того, движение вдоль этой оси не однонаправленное: общества могут возвращаться в состояние естественного государства.

Douglass C. North, John Joseph Wallis, Barry R. Weingast. Violence and Social Orders: A Conceptual Framework for Interpreting Recorded Human History (Cambridge University Press, 2009)